Мильдон Валерий Ильич - литературовед

(род. 1939)

Сведения о себе:

Коренной москвич, канд. филол. н. В настоящее время преподаю во ВГИКе русскую литературу 19 и 20 в.в., доцент. Опубликовал две книги, обе в 1992 г.: "Открылась бездна... Образы места и времени в классической русской драме"; "Бесконечность мгновения. О национальном и художественном сознании". Сравниваются сходные явления в русской, японской и европейской литературах/культурах. К этому прибавлю десятка три статей, хотя, разумеется, много больше неопубликованного.

Из письма составителю ЗС:

Отвечаю, стараясь соблюдать хронологию, хотя твердости нет, за давностью лет могу спутать.

    1. Дневники Л.Н.Толстого.

Узнал о них, читая книгу Б.М.Эйхенбаума "Молодой Толстой" (Берлин,кажется, 1922), как о материале, из которого черпал Толстой для своих художественных вещей. Прочитав дневники, захотелось самому не отпускать своей жизни в беспамятство, а сохранить ее, тем более, способ показался простым и надежным. И об этой книге, и о следующих в моем перечне - странно ли, нет ли - хорошо помню, потому что было мне 22 года. До этого много читал, но нет памяти о том, что какое -то чтение повлияло на перемены в моей жизни.

2. А.Ф.Лосев о Платоне.

Я Имею в виду его старые книги, вышедшие в 20 -е годы на средства автора. В начале 60 -х годов (1962 или 1963) я просиживал в библиотеке Ленина, читал их (сейчас нет под рукой, как будто, среди них была "Античный космос и современная наука") и поражался, как можно вскрыть текст, непроницаемый для моих способов читать. Потом, правда, остыл.

    1. А.Шопенгауэр "Мир как воля и представление".

У моей жены была знакомая, работавшая в закрытой для посторонних библиотеке, и я мог брать Шопенгауэра на дом. Читать его начал примерно в середине 60 -х г.г. и не мог оторваться. Так много он разъяснил мне, так многое связалось в моем уме, на что до тех пор я смотрел (а то и не видел попросту) как на бессвязные эпизоды. Эта отчетливость, почти отсутствие профессиональной лексики (кажется, то был перевод Фета, хотя я не уверен), использование обыденного языка сильно подействовали , я дум аю, и на мой собственный язык. Меня увлекло писать о самом что ни на есть запредельном ясно и чуть ли не с шуткой.

    1. Г.Д.Торо. "Уолден, или жизнь в лесу"

И это сочинение приходится на 60 -е годы. Примерно с 1962 по 1966 г.г. у меня было много напряжения в жизни, в частности, после окончания института призывали в армию, я отнекивался - на это уходили силы. Тогда же я женился и трудно входил в новое состояние. Тут -то и подвернулся Торо. Была, помню, весна, мне предстояли городские соревнования по боксу, и я один уехал за город, чтобы бегать кроссы, готовя себя. Чтение Торо прямо -таки затопило душу потоками благодати, жизнью, которую человек ведет в полном согласии со своими намерениями, ни от кого не завися и делая то, что он хочет. В связи событиями моей тогдашней жизни я как раз внушал себе, что именно такая жизнь нужна человеку, сам пробовал, вступая в конфликт с домашними, женой, властями. Под впечатлением Торо находился долго. -

5. Письма Пушкина, его проза сказки.

Это, по -моему, уже 70 -е годы. Вы знаете, наверное, по себе, что обычное знакомство с Пушкиным школьное, т.е., как правило, никакое, редки исключения. Тут же я перечел его целиком, и проза его восхитила меня краткостью, прозаичностью (очень хотелось даже подражать ей, но я не писал художественной прозы, и это желание как -то незаметно перешло в устойчивое (до сих пор , а прошло, наверное лет 25) восхищение. Письма же по сей день кажутся образцам эпистолярного совершенства и полной внутренней свободы.Последнее чувство было, кажется мне сейчас, решающим, оно определило то место, занятое Пушкиным в моем сознании. Уже потом, занимаясь исследованиями художественного текста, я несколько раз принимался за Пушкина, и мои суждения о нем так или иначе (и я думаю, независимо от моего расчета) сходились в эту центральную точку - свободы.

6. В.Я.Пропп. Исторические корни волшебной сказки.

На меня это произвело впечатление фейерверка, который, в отличие от настоящего, не рассыпался, а сложился в законченную картину, внутри которой получали удовлетворительное объяснение едва ли не все мотивы мировой литературы. Впечатление долго жило во мне и не однажды служило средством проверки собственных работ.

7. Л.Н.Толстой. Анна Каренина.

Неожиданно книга обратила мои глаза не к своеобразию художественного материала, а к моему собственному ежедневному существованию. Оно и жизнь, наблюдаемая мною, рядом с тем, как она описана в книге, внезапно представилась незначительным и пустым занятием. Я пришел в отчаяние. Спустя много времени это отчаяние, как понимаю я сейчас, глядя на себя тогдашнего, помогло сформировать собственное отношение к бытию, к феномену художественного произведения - длинные волны от "Анны Карениной".

8. Ф.М.Достоевский. Записки из подполья. -

Читал ее много раз и только совсем взрослым человеком раскусил, кажется, ее смысл. Он повлиял заметно на мои представления о том, что такое человек, и эти представления, насколько я в силах судить об источниках своего развития, влияют даже на мою теперешнюю жизнь.

    1. Лао -цзы.

Похожих впечатлений европейская мысль не давала. Я увидел, как велики возможности афористического высказывания, позволяющего расхо-диться бесчисленным ассоциативным кругам. Подобная манера, с удивлением открыл я, близка кое в чем моей собственной: я рассматриваю всякий художественный образ в качестве некой бездонной глубины, куда можно погружаться в зависимости от силы своего воображения. Благодаря этому появляется возможность многое разузнать о самом себе, что в иных условиях так и осталось бы тайной.

10. Камо Темей. Записки из кельи.

Это японский автор 12 в., умер в начале 13 -го. Бессвязное повествование, даже не нанизанное на нить, а просто рассыпанные перед тобой бусы, из которых ты собираешь любое сочетание. Общее же впечатление же очень цельное, пронизывающего глубокой лирической тоской от уходящей жизни. Говоря современным языком, эта вещь вызывает прямо -таки экзистенциальные переживания, берет за душу и пробуждает - как было со мной - прежде неизвестные лирические силы. Открываются глаза на ценность мельчайших эпизодов собственного существования, которым прежде я не придавал никакого значения. Иными словами, эта маленькая книжка словно растянула, увеличила мою жизнь.

-18 января 1994 г.